Анна отвыкла от метро. Сначала ей было тревожно. Но здесь на нее никто не смотрел, и она, успокоившись, притулилась напротив дверей, сунув руки в карманы. Таких, как она, – в спортивных штанах и не по размеру больших толстовках, в кроссовках на толстенной подошве – вокруг было много. Юноши, девушки… И у всех наушники.

Мужчина вышел на «Войковской». Дождался трамвая, и вскоре они ехали по незнакомому Анне району: хромой на средней площадке, Анна сзади, где толпились подростки.

Перестук колес, болтовня, музыка из чужих плееров…

На следующей остановке хромой сошел и пересек неухоженный сквер, заставленный огромными мусорными мешками, доверху набитыми листвой.

Во дворе детского дома, где поселили Аню, росли каштаны. Она собирала шкурки-ежики и гладкие орехи, выкладывала из них картины и разбрасывала перед тем, как вернуться в корпус.

С первого дня в детдоме она интуитивно поняла, что для спасения нужно выталкивать вперед придуманного человека, а настоящего скрыть так глубоко, чтобы вспоминать о нем как можно реже. Не знаешь – не выдашь. И она спрятала себя, как утаила свое настоящее имя. В ней не было ни обиды на судьбу, ни возмущения. Отъезд Ольги Степановны, смерть отца, потеря своего дома… Ее обжитый маленький континент развалился на куски и погрузился на дно.

Ни разу она не задумалась о том, чтобы попросить воспитателей отыскать Мельниковых. Закрывшаяся дверь гильотиной отсекла от нее прошлое, а вместе с ним остались где-то вдалеке и Ольга Степановна, и канарейки, и стол, похожий на карту мира.

Да и мира больше не было. Ничего не было, кроме серого дома с каштанами.

До того дня, когда воспитательница позвала ее с прогулки.

– Нюта, пойдем со мной. К тебе приехали.

Серая мышь Нюта, молчаливая, нелюбопытная, направилась за женщиной. Ее привели в комнату, где незнакомая толстая баба стояла возле окна, спиной к Нюте. Журналистка, лениво подумала серая мышь, да пошла она, буду я им изображать дрессированную макаку перед камерой.

Услышав скрип двери, толстуха обернулась.

«Нафига вы меня сюда притащили», – хотела окрыситься Нюта.

Но из бесконечной глубины, из темноты и холода вырвалась и поплыла двенадцатилетняя Аня – к свету, к воздуху, к жизни, к берегу, с которого протягивала к ней руки заплаканная Ольга Степановна.

8

Хромой привел ее к двухэтажному желтому зданию за оградой. Веранды с надувными мячами, горки и лесенки… Анна стояла перед детским садом.

«Это какая-то глупость. Неужели он за ребенком?»

Но что-то в походке, в той уверенности, с какой мужчина зашел внутрь, подсказало ей, что он здесь по другой надобности.

Навстречу Ане шли родители с детьми. Она безошибочно выбрала из всех женщин одну – худощавую, лет тридцати, с тоненькой бледной девочкой, вцепившейся в руку матери.

– Простите, пожалуйста, – сказала Аня, сбросив капюшон. – Я пришла за братом, Ваней Диминым.

– Это мальчик не из нашей группы, – с извиняющейся улыбкой ответила женщина.

– Нет-нет, я знаю, где Ваня, – рассмеялась девушка. – Но я только что видела странного мужчину, вон там. Он не похож ни на чьего папу, и, честно говоря, я немного забеспокоилась… Понимаете, чужой человек в детском саду…

– Он хромает?

– Да.

– Тогда тревожиться не о чем. Это Григорий, сторож. Живет при садике бог знает сколько лет. Безобидный человек, и на все руки мастер. Он здесь и за электрика, и за рабочего.

– Я очень рада! – искренне отозвалась девушка, теперь знающая, с кем имеет дело. – А как зовут заведующую?

– Елена Юрьевна.

– Спасибо!

Анна помахала бледненькой девочке и спокойно, как своя, вошла в детский сад.

На первом этаже было тихо. На втором кого-то мелкого и упрямого в два голоса убеждали, что садик вот-вот закрывается. Мелкий и упрямый не верил.

Ряды шкафчиков с такими же, как в ее детстве, рисунками на дверцах, полутемный коридор и, наконец, кабинет с табличкой: «Заведующая. Матусевич Е.Ю.» В щель падал желтый свет, и, очень осторожно приоткрыв дверь, молясь, чтобы это списали на сквозняк, она расслышала конец разговора.

– …как всегда, Елена Юрьевна. Конвертик опустил, никого рядом не было. Перчатки натянул на всякий случай. Мало ли, вдруг отпечатки…

– Спасибо, Гриша!

– Было бы за что!

Тяжелые медлительные шаги. Устал хромоногий черт от поездки в Зеленоград, зло подумала девушка. Она едва успела втиснуться в узкий проем между шкафчиком и стеной, за распахнутой настежь дверцей.

Сторож вышел в раздевалку и остановился. Анна могла поклясться, что он принюхивается, и затаила дыхание. Ей не было страшно, она по-прежнему чувствовала себя преследователем, просто зверь оказался слишком близко.

Григорий ушел.

Увели и мальчика со второго этажа. В саду воцарилась тишина, всегда особенно глубокая после ухода детей.

Девушка вернулась к кабинету заведующей. Там находилась женщина, знающая ответы на те вопросы, что не давали Анне покоя много лет.

Приглушенно простучали каблуки, что-то протяжно скрипнуло. Второе помещение, догадалась девушка, может быть, туалет или просто смежные комнаты. Не задумываясь, она проскользнула в кабинет и осмотрелась.

В углу висело длинное синее пальто из кашемира. Внимание Анны привлекли белые тонкие иголочки на подоле. Она наклонилась. Это была шерсть и обрывки сухих травинок. Несколько секунд Анна смотрела на них не отрываясь, а затем бесшумно попятилась и вернулась в темноту коридора. Вскоре хлопнула дверь. Каблуки простучали совсем рядом. Полоса света исчезла, и до Анны, замершей в укрытии, долетело сладкое цветочное благоухание.

9

Елена Юрьевна оказалась высокой женщиной с осанкой балерины. Шла она неторопливо. Анна следовала за ней, внешне спокойная, внутренне сжатая как пружина. В таких пальто не ездят в общественном транспорте. Где-то неподалеку у Матусевич наверняка припаркована машина. Стоило бы побеспокоиться, но девушку охватило необъяснимое чувство уверенности. Все шло правильно. Наконец кто-то там, наверху, вспомнил об Ане Козловой и решил бросить камешек на ее весы.

До высокой кирпичной многоэтажки они дошли за десять минут. Елена Юрьевна на ходу полезла в сумку за ключами.

Анна приготовилась.

Если ключи – значит, дома нет родственников.

Если белая жесткая шерсть – значит, дома ждет собака.

Когда женщина прижала ключ к металлическому кружку, Анна набросила капюшон, вытащила телефонную трубку и начала быстро говорить первое, что пришло на ум.

– …не знаю, он мне позвонил, а я ему говорю: мы с тобой договаривались на три, а не на пять, а теперь извини-подвинься…